>>> новости

Чехова поставили на место

В Театре им. Станиславского в рамках Чеховского фестиваля сыграли премьеру пьесы Елены Греминой "Братья Ч.". Спектакль, поставленный Александром Галибиным, заставил еще раз задуматься о месте Чехова в европейской культуре.

Так случилось, что лучшую биографию Чехова написали не в России, а в Англии. Изобилующая увлекательными и шокирующими подробностями книга профессора Лондонского университета Дональда Рейфилда "Жизнь Антона Чехова" сразу стала бестселлером. Это, конечно, укор для всего нашего чеховедения, в котором были свои высочайшие достижения вроде книг о поэтике Чехова Александра Чудакова, но которое так и не сподобилось на дотошное жизнеописание гения.

Похоже, главная причина отсутствия такой биографии - ложно понятая стыдливость. Биографии у нас принято было писать на манер агиографий. Пристально вглядываться в неприглядные факты из жизни классиков считалось моветоном. Какая, в самом деле, разница, что ел в детстве писатель на ужин, какими комплексами был мучим и каких женщин предпочитал. Читай книги и изучай по ним внутренний мир автора. Дональд Рейфилд внимательно изучил сами факты жизни. Его биография особенно хороша в самом начале, когда дотошно, буквально с микроскопом в руках воссоздается та среда - провинциальная, грубая, смрадная, - в которой вырос и формировался Чехов. Жутковатый отец, талантливые, но совершенно исковерканные домостроем - надорванные и спивающиеся - братья писателя, общая убогость быта, жуткая регламентированность жизни. Все это описано бесстрастно, сухо, с документальной точностью, но оттого производит особенно сильное впечатление.

Пьеса Греминой - это, в сущности, драматургический (и весьма лапидарный) парафраз книги Рейфилда. Эдакая попытка скрестить жанр байопика с документальностью "новой драмы", с которой имя Греминой давно и надолго связано. По сравнению с книгой Рейфилда в пьесе нет никаких принципиальных открытий, но есть несколько выигрышных ролей, а заодно - попытка проследить, как некоторые биографические перипетии жизни Чехова лягут в основу его произведений. Как неудачная попытка жениться на состоятельной еврейке отзовется в "Иванове", а попытка бывшей любовницы удержать рядом писателя ляжет в основу сцены, где Аркадина удерживает Тригорина. Знающие пьесы классика наизусть театралы будут считывать эти параллели с энтузиазмом, с которым дачники разгадывают летними вечерами нехитрые шарады. Остальные будут просто с интересом наблюдать, как из шкафа под названием "биография Чехова" извлекают очередной скелет.

Что же до самого спектакля, то он провоцирует не на описания, а скорее на размышления общего порядка. Не считая нескольких чрезмерных дамских истерик, артисты играют весьма органично. В сущности, никаких выводов из биографии Чехова ни драматург, ни режиссер не делают, словно бы самоустраняясь и предлагая сделать их самим зрителям. Воспользуемся их предложением.

У каждого писателя есть в жизни некий толчок, побудивший его к писательству. У Толстого это Севастополь, у Достоевского - "казнь" и каторга, у Тургенева - трагическая первая любовь. У Чехова, похоже, этим толчком стало само его происхождение, тот смрад жизни, которым он был с раннего детства окружен. Никто в русской литературе не сумел так описать грязную повседневность, как это сделал Чехов, - ни Сологуб, ни Леонид Андреев, ни Куприн. Никого так, как Чехова, не раздражала накипь жизни, причем жизни всякой - деревенской, провинциальной, светской.

Гуманизм Чехова очень специфичен. Я бы даже сказала, мизантропичен. Он ведь брезгливо относится к человеку. Гораздо более брезгливо, чем Достоевский, Тургенев, Толстой. Так же, как он по капле выдавливал из себя раба, он едва ли не во всех своих героях этого раба прозревал. В его прозе и пьесах нет сентиментальности и сострадательности, которую порой туда пытаются вчитать, ибо Чехов не готов снизойти до человека в его слабостях. Он предъявляет человеку высокие требования. И человеком считает лишь того, кто хотя бы осознает высоту этих требований.

Эта исключительная трезвость взгляда на жизнь уравновешена в его произведениях тем, что чаще всего ставит в тупик современных постановщиков, - поэтической риторикой. Откуда она вдруг взялась у Чехова? Да все оттуда же. Его герои, как и он сам, все время страдают от того, что их идеальные представления о порядочности и совестливости вступают в конфликт с реальностью и с их собственной испорченной человеческой природой. И выход из этого житейского тупика один - мечтать. В чеховских произведениях (особенно, конечно, в пьесах) впервые наметилось то, что можно было бы назвать культурой мечты. Эти мечты шлифуют душу. Они - противовес реальности. Они растут из того же сора, из которого выросла сама чеховская трезвость и чеховский идеализм. Они у Чехова не отменяют, а предполагают друг друга. Этот исковерканный бытом, отцом, семейными неурядицами, болезнью гений твердо знал: надо очень не любить в себе и в других раба, чтобы суметь увидеть в них и в себе человека.

Марина Давыдова
Известия 02.06.2010