>>> новости
СТАНИСЛАВ РЯДИНСКИЙ: НЕ ЗРЯ ЖЕ ЕСТЬ ДЯДЕНЬКИ И ТЕТЕНЬКИ
Конечно, театральные подмостки для актеров – святое место. В театрах актеры обретают мастерство, но известность к ним теперь приходит с их появлением в телесериалах. Новый телесериал "Талисман любви" – красивая романтическая полумистическая история. И опять создатели открывают нам новые имена и новые лица тех, кого бы надо всем увидеть и в театре. Сегодня мы представляем читателям трех актеров. Все они молоды, талантливы, обаятельны и только начинают свою жизнь в театре, на теле– и киноэкране.
– Стас, ты не раз говорил, что сериалы – это не кино. При этом снимаешься в длиннющем сериале…
– В "Талисмане" работает очень профессиональная команда. Хорошая техника, оборудование, операторы, гримеры… И потом, моя роль позволяет проявить некую иронию и к этому сериалу, и к сериалам вообще, и к персонажу, и к себе. Мне там удобно. Есть очень хорошие актерские работы. Например, у Анатолия Белого, тонкого актера и человека.
– Кстати, у вас с Анной Слю, твоей партнершей, получился симпатичный дуэт…
– Мы оба щукинцы. И я рад, что мы с ней в паре можем позволить себе шутить на одной территории.
– А как к твоему участию в сериале отнесся Марк Анатольевич Захаров? Не подшучивает ли?
– Я спросил разрешение на съемку. Наверное, он сериал еще не видел, потому что никаких шуток не было. Марк Анатольевич в хорошем смысле деспот – я вообще считаю, что в театре должна быть монархия, если не абсолютная, то просвещенная. Но к моим планам отнесся спокойно. Тем более что театр для меня остается на первом месте.
– Но если быть честным, ты согласился сниматься ради популярности?
– Естественно. Если бы не снялся я в нем, не сидели бы мы сейчас тут.
– С кем в театре у тебя доверительные отношения?
– С Олегом Ивановичем Янковским. Однажды я должен был сделать выбор. А для меня это вообще очень сложно, потому что я Близнец. И он мне уделил после спектакля часа полтора. Он раскладывал мне все «за» и «против»… С Сергеем Чонишвили мы периодически перед спектаклем пьем кофе, общаемся на литературные темы. Он же пишет, и я тоже.
– А закадычного друга нет?
– Нет. С тех пор как я пришел в театр, у меня очень сложный график жизни. Есть старые друзья, с которыми я не общался около года. Мы очень хотим увидеться, но не совпадаем.
– Ты сказал, нужно как можно больше работать, чтобы не было времени грустить…
– Когда у меня появляется часов пять свободного времени, сразу набегают невеселые мысли. О твоем существовании, о какой-то сверхзадаче в жизни… В идеале, наверное, нужно об этом думать постоянно. Мне кажется, мир все-таки устроен позитивно. Солнце желтое. Небо голубое. Все люди хорошие.
– Тебя не обманывали? Не предавали?
– Бывало. Но всякий раз я думаю, что бывает и хуже. И потом, значит, ты позволил ударить себя мордой об стол.
– Но ты открыт в отношениях с друзьями, приятелями, любимой девушкой? Говоришь с ними о том, что тебя тревожит или радует?
– Радуюсь я всегда открыто. Не следовало бы так (смеется). Но вот это мне сложно держать в себе. Это юношеское проявление. А свои проблемы я стараюсь не грузить на других людей. Хотя, то что ты не делишься своими проблемами, люди называют закрытостью. Мне же кажется, что со своими проблемами я должен разбираться сам.
– Москва не испугала тебя, когда ты приехал поступать в училище?
– Нет. За меня боялись родственники в городе Губкине. И я, может быть, вопреки им и поехал... Я вполне мог предположить, что никуда не попаду… Во-первых, мне было шестнадцать лет. Во-вторых, ни одного московского спектакля я тогда не видел. И мог неадекватно оценивать свои силы. И вот, получил ответ – я здесь.
– А почему, поступая в театральный, ты выбрал курс Олега Табакова? А не то же Щукинское училище, в которое ты потом перешел?
– Я часто отдаюсь на волю своей интуиции. Зашел в помещение Школы-студии МХАТ. И мне там показалось очень комфортно. А мой переход случился не из-за творческих или дисциплинарных причин, а по моим внутренним, личностным причинам. И Олег Павлович Табаков меня понял, не бросил, я играл с ним в "Кабале святош". Он меня звал во МХАТ. Мы прекрасно общаемся. Все замечательно. А то, что я прошел две школы... Лишний раз поучиться никогда не вредно.
– Ты жил в общежитии?
– И до сих пор живу в ленкомовском общежитии. Сейчас это коммуналка на пять человек. В комнате я один. А тогда жил в настоящей общаге.
– Ты пишешь прозу или стихи?
– Прозу. Раньше были стихи. Я с иронией отношусь к своему писательскому творчеству в стиле Кундеры (есть сюжетная линия, и она прерывается какими-то философскими размышлениями). Это психологические повести про жизнь. Я пишу, чтобы что-то повернуть в себе. Пишу, клин клином вышибая. И понимаю, что пишу как-то не так. У меня "рубленая" проза: часто предложения по два слова, повесть максимум из четырех листов. У нас клиповое сознание. Я знаю, что меня люди поймут, если я просто набросаю несколько слов, хотя сам же это не приемлю, потому что люблю Тарковского. Бешусь от этого. Мы очень быстрые. И когда я ковыряюсь со словами, я испытываю какое-то странное ощущение, будто что-то с собой самим произвожу…
– Ты веришь в любовь?
– Это нить, за которую нужно держаться постоянно... А отношения – это уже другое. Бывало, думал, лучше я буду заниматься профессией, стану "человеком в себе", заработаю много денег, куплю квартиру, напишу несколько полезных книг по актерскому мастерству или совершу переворот в театре. Но не так давно я понял, что это неправильно. Глупо было бы делить нас на два пола, если бы для познания смысла жизни нужно было бы становиться монахом, ламой, отшельником. Раз есть и тетеньки, и дяденьки – значит, основа поиска смысла жизни – именно эти отношения.
Марина ЗЕЛЬЦЕР
Газета "Вечерняя Москва"
